«Мы инвестируем, если видим, что шансы на победу максимальны»

Максим Карпов, управляющий партнер NLF Group

О выборе споров для финансирования, окупаемости инвестиций в судебные процессы и сервисе для подачи массовых исков потребителями “Ъ” рассказал управляющий партнер NLF Group Максим Карпов.

— Как вы пришли к идее финансировать судебные процессы?

— После достаточно противоречивого опыта инвестиций в чужие проекты в какой-то момент захотелось самому снова взять в руки штурвал, не только вкладывать деньги, но и развивать бизнес. У меня были критерии, которых я придерживался, выбирая новую сферу деятельности. Во-первых, наличие зарубежных аналогов. Важно, чтобы мы не изобретали велосипед, чтобы та модель бизнеса, которую мы реализуем в России, уже была опробована в передовых странах. Во-вторых, чтобы мой уровень компетенции соответствовал тому рынку, где я буду развиваться. И третье — чтобы масштаб рынка был достаточно большим.

За 2015 год я проанализировал более 1 тыс. проектов (прежде всего быстрорастущие компании в США). Наткнулся на рынок судебного финансирования, который тогда уже активно развивался в Америке, Великобритании, Австралии и показывал колоссальные цифры по доходности. Причем изначально это был рынок судебного финансирования (litigation funding), а сейчас он стал шире — это правовое финансирование (legal finance), которое охватывает и процедуры альтернативного урегулирования споров, и приведение судебных решений в исполнение, включая розыск активов и обращение взыскания. У нас в стране такие запросы тоже есть. Заманчивым было и то, что я могу использовать свое юридическое образование, вот и решил посмотреть, смогу ли сделать такой бизнес в России.

— Для этого вы создали NLF Group?

— Да, вместе с давними бизнес-партнерами мы создали National Legal Finance — группу компаний, которая фактически является инвестфондом (юридически нет), занимается судебным финансированием и другими правовыми инвестициями, в том числе приобретением и реализацией прав требования. Фонд был создан специально для развития рынка судебного инвестирования в нашей стране. Мы покрываем расходы на экспертизы и иные мероприятия для установления определенных фактов и обстоятельств, госпошлину, на услуги юристов и последующее исполнение судебных решений в обмен на долю в будущем взыскании.

— Когда был профинансирован первый спор и принес ли он прибыль?

— NLF Group основана в 2016 году, тогда же мы сделали свои первые инвестиции, которые окупились в 2017 году. Мы сэкономили для клиента около 100 млн руб., заработав на этом кейсе несколько десятков миллионов рублей.

— Много ли к вам уже поступило обращений?

— За весь период работы мы получили сотни заявок на финансирование. Из 40–50 в месяц мы одобряем 1–3, в среднем около 2–3%. На сегодняшний день суммарный размер исковых требований по спорам, стороны которых получили финансирование от NLF Group, превышает 6 млрд руб.

— По каким категориям дел больше всего ищут спонсоров и какие споры вы чаще берете в работу?

— К нам обращаются участники споров разных типов. Их цена может варьироваться от нескольких миллионов до нескольких миллиардов рублей. Наиболее часто мы работаем со спорами из договорных отношений, о правах на недвижимость, об интеллектуальных правах, с банкротными делами, крупными делами о разделе наследства и массовыми нарушениями прав потребителей.

Абсолютное большинство правовых конфликтов, в которых мы участвуем в качестве внешнего инвестора,— это споры между юрлицами. Средняя сумма вложений по ним в районе 20 млн руб., при этом наша доля во взысканном судом обычно составляет 20–40% в зависимости от цены спора, уровня рисков и иных факторов. Что касается потребительских исков к недобросовестным поставщикам, то здесь определенные цифры назвать труднее, но в целом размер вложений и уровень доходности по ним, как правило, ниже, а доля во взыскании, напротив, выше. Были и обращения, связанные с разбирательствами в иностранных юрисдикциях, например в Израиле и странах Евросоюза.

— Что влияет на выбор процесса для инвестиций?

— У нас два значимых фактора: правовая позиция и перспектива взыскания, то есть имущественное положение должника. Мы инвестируем, если видим, что шансы на победу максимальны и есть хорошая вероятность физического исполнения. Но даже когда ответчик находится в процедуре банкротства, тоже бывают небесперспективные ситуации, потому что есть субсидиарная ответственность руководителей и владельцев должника, у которых имеются активы. Это потенциально прибыльная модель, хотя и очень сложная.

— Какова примерная окупаемость инвестиций?

— В некоторых случаях мы довольствуемся десятками процентов годовых, а там, где высокие риски, и 100% годовых может быть мало. Наша цель — обеспечить доходность по всему инвестиционному портфелю не меньше 30% годовых. Какую доходность покажет фонд, пока рано говорить, еще не все проекты, которые мы профинансировали, завершились. В следующем году планируем выйти на 40–50 проинвестированных проектов в год.

— Уже были убыточные проекты?

— К ним можно отнести те, что связаны с исками потребителей к Apple и к организаторам семинара Тони Роббинса в Москве. Мы уже согласились поддержать эти споры, но у нас нет здесь финансовых ожиданий. Мы преследуем другие цели по ним — продвижение инструментов судебного финансирования на социально резонансных делах с хорошей правовой позицией и формирование зрелого рынка защиты прав потребителей. Еще с точки зрения неудачных дел было у нас несколько инвестиций, когда мы понимали, что они высокорисковые, и прежде всего старались минимизировать возможные потери. Например, вкладывали деньги только на условиях возвратности, без получения прибыли сверх вложенного, но это возможно только в случае высокого доверия к клиенту и юристам, которые к нам обращаются.

— Похоже, что инвесторы неохотно финансируют споры с участием граждан, ваш фонд тоже?

— Мы как раз собираемся развивать это направление и в ближайшие полгода планируем запустить онлайн-сервис для подачи и сопровождения исков, в которых одной из сторон спора является физлицо. В текущих реалиях большинство граждан даже в развитых странах лишены возможности привлечь качественную юридическую экспертизу для защиты своих прав в суде, и мы попробуем занять эту нишу как минимум в России.

Это необязательно будут коллективные иски, тут скорее будут требования от большого количества граждан к одному и тому же ответчику, какой-то компании. Сервис также будет предназначен для исков с небольшими чеками (на небольшие суммы), которые слишком дороги для сопровождения каждого из них в отдельности. Это будет и рынок массовых взысканий с самих физлиц (или ТСЖ) по их долгам за ЖКХ, по небольшим кредитам и т. д.

Мы хотим автоматизировать процесс, выдавая шаблоны документов и отслеживая прогресс онлайн, чтобы пользователи могли либо вообще отказаться от услуг судебного представителя, либо привлечь для этих целей юриста невысокой квалификации, который будет работать по стандартному алгоритму, что гарантирует достаточное качество сопровождения суда.

— Как вы оцениваете перспективы рынка судебного инвестирования в России?

— В США этому рынку около десяти лет, в 2017 году уже 36% американских юристов пользовались инструментами внешнего финансирования. Мы проводили опрос, по результатам которого в России о судебном инвестировании знают многие, но прибегают к нему пока около 6–7% юристов. Примерно такие же показатели были в Америке в 2013 году, то есть мы отстаем всего на пять лет. По нашим оценкам, в ближайшие три—пять лет российский рынок может показать сравнимые с американскими и европейскими темпы роста — до 80–100% в год.